Вот собрались вожди на совет...
Вот собрались вожди на совет – как им быть дальше и чем побеждать Людскую косность и зависть и лень, вообще, как человечество им извести. Правое дело под боливийским ясенем листьями пало на землю, доблестный Че Задохнулся, дыша воздухом битвы и погребая собой бороды викингов втуне. Вождь самозванцев и наглецов молвил первым, слегка усмехнувшись: - Часто бывает, что люди внезапны, но редко случается так, чтобы польза Случилась от этого, труд бесполезен, надежда обманчива их. Сильные духом Слабее сухой ветви сосны на утёсе – первым же ветром их сносит во фьорды. Вождь сапожников молвил в ответ, долгим пространством в глазах отражаясь: - Ноги, спещащие к подвигам, спасительным бегом своим обязаны слабым рукам, Что обули их в странной и тщетной надежде спасти от мозолей, всё же, обычно Не тем побеждают – головы всё-таки вождь шляпоносцев спасает от ветра. Вождь президентов заметил – Я так полагаю, стремительный бег корабля Обеспечен не ветром, а черной смолою, которую роют гномы в лесах удалённых, Мы же, её продавая, добьёмся удачи, актёр самозванный нам будет главою совета, Никто не заметит пустой головы и сквозняк ей на пользу пойдёт несомненно. Вождь же актёров вскипел громогласно – Слушай, Даная, дары уносящая, Медным подносом гудя! Я явился ужас наслать лишь дрожанием брови, Рукам воинов дам я отвагу, вере я дам основание твёрдое действием тонким! И незаметным. Театра искусство – вот мироздания корни. Все на колени! Вождь обкурившихся без головы, сидя на лошади тоже безхвостой, сказал: - Я не верю. Я – Станиславский. Бросьте пустое. В нашей игре всё прозрачно, О, воины! Если, играя, мы жертвою пали, в чём же есть смысл? В бычке на асфальте? Слушайте сердце, пусть милосердной и снисходительной будет империя страсти! Дарт Вейдер сказал, чорный шлем запрокинув, горелой сверкнувши макушкой: - Вожди! Блин! Детей или женщин собрал здесь Империи зов, я не понял? Обычно так рассуждают в домах престарелых воины братства без-рук и безмозглых! Есть только способ один извести человеков – дать им еды, сколько влезет, от пуза. Женщин им дать, дать молиться и верить, дать всё, что требует жалкое тело! - Армагеддон, что ли, братцы? – спросил затуманенно, стоя над фьордом, Где птицы парили, руку протянешь – коснёшься крыла небоходца, Вождь алкоголиков – наши не дрогнут, конечно, но я извиняюсь, Ведь и не заметить могут спокойно – что же за радость стрелять из рогатки? Долго стояли вожди на утёсе, думали думу, глазами смотрели, Пищей им было солнца сияние, по ночам – свет, отражённый луною, Их дети и внуки, тем временем так, под утёсом, росли и рожали, Мужали, на смену отважным спешили, Пинки и Брейн их увидев, смеялись, Ибо, когда ты серьёзен, за дело браться не стоит, войну прозеваешь... Волны же кровью утёс обмывали, Че Вдоховенного, в водах шипящего Тяжким дыханием. А человечество всё ожидало Мазая, не зная, Что у ладьи старика на дороге стоит тот утёс, где вожди начинают снова и снова Старую сагу Любви вожделенной, утверждая тем самым неистребимость живого. |