Вот чукча суровый однажды
Подумал про жизнь и вообще,
Подумал, он, значит, подумал,
И вот что однажды решил:
Пойду-ка я весь на свободу,
Как есть я семьи трудовой
Сын мамы и оленевода,
И с умной такой головой.
Пойду и скажу всему свету,
И, что бы ему ни сказал,
Он мне по-нанайски ответит,
И я всё равно не пойму.
Вот, скажем, кобель тепловоза,
С торчащею кверху трубой
Однако, дымит постоянно,
И чум мне совсем закоптил,
И в этом заметна, однако,
Суровая коготь судьбы.
Амурского тигра походка.
Усмешка лисы за углом.
Рахиль! О, овечка со стажем!
Как стан твой изгибист и тёпл!
И чорные шорты, однако,
Тебе подарил тепловоз.
Ах, мог бы и я, несомненно,
И даже вот красные б мог,
Но так уж случилось, что скромен
И я ненавязчив вообще.
Пойду поохочусь на белку.
Охотится надо вот так:
Ты ловишь её коромыслом,
И метко потом её в глаз.
Эх, жызнь!.. Вот ведь падла такая!
Ведь просто куда не смотри,
Засада повсюду большая,
Попробуй глаза не протри…
Чукотское небо большое,
И тундра, однако, большой,
А только куда бы не ехал,
Приедешь почти никуда.
А в тундре стоит телевизор,
Заветный, секретный, во тьме
Чукотской зимы беспредельной,
Он светит, как в море маяк.
К нему подойдёшь незаметно,
Вот только подкрасться бы, а?
И он вам сейчас же покажет
Чукотское счастье тогда.
Чум – полная чаша, сантехник
Лохматый пылится в углу,
И дети оравой по свету
Уже разбрелись кто куда.
И тихо. И нет тепловоза.
И в небе чукотском звезда
Над сталепрокатным заводом
Висит, и гудят провода…