Сергиев Посад

 

Сергиев Посад.

(журнал "Всемирный следопыт", 2008 год, раздел "Клуб ВС")

 

Сергиев Посад так же менял названия, как многие российские города — от эпохи к эпохе, в 1919 году сократив своё название до "Сергиев" и в 1930 году превратившись, вероятно, затем, чтобы основательно забылось имя Сергия Радонежского, в непримечательный и скромный "Загорск", которым он и оставался до 1991 года, когда, завершив круг переименований, вернулся к своему историческому названию.

 


 

Сейчас Сергиев Посад — город районного подчинения, но, честно говоря, он куда больше напоминает шкатулку с сюрпризами, чем множество таких же не очень больших российских городов. Начать с того, что пейзаж и планировка города сразу же несколько поднимает настроение путешественника, потому что город словно карабкается с холма на холм, и за каждым поворотом узких

 улиц удивляешься тому, что никак не собирался там увидеть. Проходя мимо коттеджей, вдруг натыкаешься на три избы, занесённые снегом по самую крышу, и с метровыми сосульками, которые завершают собой стройный ансамбль улицы, а, завернув за угол, проходишь по мощёной плитке возле двухэтажной гостиницы с сауной "с видом на Лавру", за которой стройными рядами стоят несколько многоэтажек с совсем одичавшим голубем мира во всю стену — творением коммунального живописца.

 

В общем, город строится и живёт, обрастает макдональдсами и банками, стеклом и металлом. Но не оставляет ощущение, что всё это растёт и строится вокруг Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, и даже, пожалуй, вокруг одной из самых высоких колоколен России  — колокольни Собора в честь Успения Пресвятой Богородицы.  Её видно отовсюду, из любой части города, её рисуют художники, расположившись по склонам холмов вокруг Лавры, на неё можно ориентироваться, и, в общем, ею можно даже гордится, потому что с почти самой высокой колокольни, видно, естественно, дальше.

И это не метафора – Лавра не только центр города, она центр духовной жизни русского Православия — там расположена самая крупная Духовная школа России, Московская Духовная семинария, службы в соборах продолжаются весь день. Не только сама Лавра, но и весь центр города наполнен паломниками, повсюду лавочки с монастырскими пирожками, священника на улице встречаешь куда чаще милиционера. В общем, Лавра — и центр, и, одновременно, достаточно большая часть города сама по себе, сильно влияющая и на смысл и, отчасти, и на уклад его жизни.

 

Свято – Троицкая Сергиева Лавра.

 

Уже при входе в Лавру, под аркой, расписанной фресками с эпизодами из жизни преподобного Сергия Радонежского, паломники и гости погружаются в строгую и сосредоточенную атмосферу другой жизни, так могло бы отличаться полотно художника – реалиста от древней потемневшей фрески. Лавра – это сама история, воплощенная в камне, и живая с тех самых пор, как первый из этих камней лёг в фундамент первого храма. Впрочем, пожалуй, даже ещё раньше.

Сергий Радонежский (в миру Варфоломей Кириллович) родился 3 мая 1314 года.

Скорее всего, нет ни одного человека, хоть сколько-нибудь знакомого с историей Православия, который бы не слышал этого имени. То спокойное достоинство, с которой насельники Лавры говорят о преподобном Сергии, вызывает улыбку и даже чувство сопричастности к тем великим событиям, свидетелем которых  была Лавра.

Всего с двенадцати монахов началась когда-то история Троицкого монастыря, игуменом которого стал Сергий Радонежский, к концу его жизни их стало уже семьдесят. Сорок из его учеников позже основали собственные монастыри во Владимирской и Московской областях.

Князь Дмитрий Донской перед Куликовской битвой просил благословения у Сергия Радонежского и получил не только благословение, но и твердое уверение, что он победит в этой битве.

Император Петр I во время стрелецкого заговора дважды укрывался в стенах Троицкого монастыря.

Осада Свято-Троицкой Сергиевой Лавры польскими и литовскими войсками под предводительством Сапеги и Лисовского началась в 1608 году и продолжалась два года. Монахи отстояли монастырь. В уповании к полякам и изменникам осажденные писали: "Да будет известно вашему темному царству, что напрасно прельщаете вы стадо Христово; и десятилетнее отроча в Троицком монастыре смеется вашему безумному совету. Не изменим ни вере, ни царю, хотя бы предлагали вы нам и всего мира сокровища".

Летопись Лавры — это не просто история монастыря, это история перекрёстка, на котором волею судеб и промыслом Божиим встречались начала великих дел с продолжением древних традиций и полагались основы духовных перемен, начиналось то, что иногда только через многие годы становилось частью истории России, а иногда — опережало само время.

 

Летопись в камне.

 

Как памятник архитектуры Лавра уникальна. Каждый из русских царей хоть что-то строил на её территории, поэтому постройки 15 века часто соседствуют со зданиями 19 века. И, тем не менее, ощущения эклектичности нет, одно не мешает другому, достаточно правильным кажется и расположение и общая геометрия архитектуры. Вероятно, действительно, сама историчность может быть достаточным основанием для гармонии. Впрочем, и сам Сергиев Посад, несмотря на смешение многих эпох, тоже не вызывает чувства дисгармонии или протеста. История умеет наносить на пространство свой рисунок удивительно точными мазками, она лучший, и куда более точный художник, чем многие и многие из тех,  кто просто принимал в ней своё участие.

 Например, памятник Сергию Радонежскому недалеко от входа в Лавру поставлен уже в последнем столетии, а бюст Ленина, совсем недалеко от него, конечно, старше. Но, если вспомнить, что в 1919 году вся монастырская братия была арестована и долгое время в Лавре, в тех храмах, где молились веками, располагались электротехническая академия, институт народного образования и... тир, становится понятно, что иногда можно попытаться замазать древнюю фреску хоть в три слоя, но настоящее рано или поздно проступит сквозь сколько угодно слоёв штукатурки.

Надвратная церковь в честь рождества Иоанна Предтечи, в которой совершается Таинство исповеди для паломников, единый ансамбль Духовской церкви, выстроенной в псковском стиле и Троицкого собора, Храм во имя Преподобного Сергия Радонежского (Трапезный) в московском барочном стиле, митрополичьи покои, Царские Чертоги и возвышающаяся, слово парящая над всей Лаврой колокольня, производят впечатление единого живого существа, каждая часть которого имеет свою ценность по отдельности, а вкупе представляет из себя неразделимо прекрасное архитектурное чудо, обнесённое крепостными стенами толщиной от 6 до 10 метров и протяженностью более километра.

Уникальность, к примеру, Трапезного Храма в том, что огромная площадь трапезной была перекрыта сводом без промежуточных опор.

В 1747-1767 годах по проекту ведущих тогдашних архитекторов И. Мичурина, И. Шумахера и Д. Ухтомского была построена знаменитая монастырская колокольня. Колокольня высотой 88 метров — одна из самых высоких в России.

Троицкий Собор, выстроенный к 1425 году, расписан преподобным Андреем Рублевым и Даниилом Черным. Три центральных яруса иконостаса состоят тоже из икон Андрея Рублева.

Собор в честь Успения Пресвятой Богородицы был построен в 1559 — 1585 годах при Иоанне Грозном, а расписан был  в 1684 году артелью ярославских мастеров под руководством Дмитрия Плеханова фресками на сюжеты из Священного писания всего за сто дней. Учитывая то, что площадь росписи более пятисот квадратных метров, можно представить себе, насколько удивителен был даже сам этот труд живописцев. Но для туриста фрески интересны ещё и тем, что, в отличие, скажем, от фресок 1502 года в Ферапонтовском монастыре, которые восстановлены, хотя и с использованием красок, полученных из местных минералов и удивительны своей чистотой и свежестью, фрески Успенского собора не реставрировались ни разу с 1684 года. Чувство остановившегося времени, запечатленного в росписи стен, пилонов и сводов собора не оставляет ни на секунду. Есть такое понятие — "намоленная икона". Трудно представить, сколько людей молились в этих стенах, под ликами святых, которые смотрели на них больше четырёх веков, и которых ни разу не касалась рука реставратора.

 

Свет и во тьме светит.

 

Сейчас посетители входят в Лавру через Святые ворота, раньше же через них могли войти только цари и патриархи, вход для паломников находился на противоположной стороне, в крепостной стене. Первый ярус монастырских стен был построен царём Иоанном Грозным, ещё два боевых яруса надстроены позже, уже после осады Лавры в XVII веке.

Снаружи эти крепостные стены, выбеленные и неприступные, производят действительно впечатление твердыни. Но, как только оказываешься внутри, понимаешь, что это и дом — тоже. Там жили люди, живут, и, даст Бог, ещё будет жить, молиться, соблюдать посты и следовать тому извечному, невероятному по своей природе, и в то же время очень простому духу монастырского уклада. В глаза бросаются одновременно и устремлённые в небо купола храмов и небольшие арки в стенах, за которыми дверцы, ведущие внутрь помещений, выглядят не только обыденно, но даже, пожалуй, безыскусно. Но это и есть быт монастыря — скромный и настолько с виду ушедший в себя, что способен быть и светом — наружу. Затем, вероятно, и приходят сюда со всех концов России паломники, туристы, вчерашние обыватели, которым нужен этот свет, чтобы взять его и хранить по мере сил и умножать своей  сопричастностью к нему.

Когда темнеет, Лавра, не слишком декорированная светом, становится меньше, сжимается до кругов света вокруг фонарей, вокруг красных светильников у фресок, вокруг папертей храмов и решетчатых окон. Паломники и гости расходятся по домам и гостиницам, и Лавра начинает жить немного другой жизнью. Люди в чёрных рясах выходят из дверей храмов, сосредоточенно расходятся по своим делам. Их много, так много, что временами кажется, что этот людской поток будет перетекать из храма в храм всю ночь, словно следую веками отточенному ритуалу. Это, конечно не так, люди просто расходятся по домам, а кто-то в свои покои в монастыре, но всё же возникает завораживающее чувство таинства, забавное, но, в то же время благоговейное.

Пристраивая штатив и пытаясь сфотографировать хотя бы эпизоды ночной жизни Лавры, я увидел двенадцатилетнего мальчишку, который, как заводной, носился вокруг священника. Батюшка улыбался и присматривал за парнем. Потом подошёл ко мне и мы немного поговорили, чуть не поспорили, удастся ли мне сделать снимок в темноте. Священник на удивление неплохо, и даже лучше меня, разбирался в фотоаппаратах.

— Вы здесь сейчас живёте? — спросил я у него.

— Да, пока здесь.

— А вот это сокровище ваше?

Сокровище вертелось на льду, попирая благочиние и забавно подпрыгивая. Батюшка задумался, слегка усмехнулся:

— Мой, да. Младший из трёх.

Жизнь продолжается, куда без неё. Лавра медленно погружалась в свет, который тьме не объять никогда. Снимок, конечно, не получился, но... это и не надо снимать, это живёт в сердцах и прорастает сквозь время и пространство. Иногда само собой, но большей частью тем же промыслом, которым и камни и дороги и мысли людские превращаются в Путь.